Пятница. За эту неделю опять не удалось подписать календарный план у заказчика, не удалось даже обсудить его. Верный признак, что готовится пакость нашему НИИ.
Зато оживилась в моём ЖЖ френд-лента: прорезались два френда, о которых я очень беспокоился, где они, не в тюрьме ли, не в больнице ли.
В тюрьме мне сидеть не приходилось. А в больнице лежать пришлось. Слово «лежать» вообще-то не подходит: я не был лежачим. Я даже умудрился не проглотить там ни одной таблетки. Но торчать там пришлось долго, 17 дней, да ещё говорили, что меня быстро выпустили.
Дело было давно. Я в заграничной командировке зацепил где-то инфекционную желтуху. Проявилось это уже у нас. У меня и болей никаких не было, только усталость какая-то появилась и белки глаз стали коричневыми. Диагноз я себе сам поставил, а когда пришёл к врачу – меня в инфекционную больницу сунули без разговоров. Там тётка-заведующая отделением долго что-то говорила про хабитус и заявила, что никакого лечения мне не нужно кроме диеты и покоя, но она меня как остро-инфекционного больного не выпустит. Вот я и сидел совершенно без дела 17 дней. На работе синим пламенем горел план, мобильников тогда ещё не было, другие больные смотрели по телевизору слезливые сериалы (а может быть и что-нибудь другое, но совершенно такое же).
Ну чем было заняться целые дни? Сначала я развлекался тем, что пытался писать стихи по подстрочнику Малявина к поэзии Жуань Цзи. Кое-что получилось, можно посмотреть в моём ЖЖ по тегу «поэзия». Потом взялся перечитывать Хайама и в стиле его рубайата написал про себя:
Есть много в жизни гадостей вокруг.
Одна из них со мной случилась вдруг.
И вот лежу я на больничной койке
И вспоминаю всех своих подруг.
Хайам хотел любви, хотел вина.
У нас с Хайамом в жизни цель одна.
Но здесь, в больнице после тощей каши
Никто мне не нальёт, не скажет: «На!»
В последнюю неделю мне вдруг нашлось занятие. В больницу привезли сразу много иностранных студентов-первокурсников: арабов и непальцев. Был сентябрь. Они ещё ничего не понимали по-русски, а в больнице никто не говорил по-арабски (естественно) или по-английски (что, конечно, плохо, но тоже естественно). Непальцы говорили по-английски, а из арабов – только один. И вот я стал сопровождать врача во время обхода в роли переводчика для непальцев и полупереводчика для арабов. Вторым полупереводчиком был араб, понимавший английский. Так мы и объяснялись: врач - мне, я – арабу, араб – остальным арабам. Потом наоборот. А так как ни я, ни араб медицинских терминов не знали, то ещё и со словарями. Свободное время и исчезло.
